Я не любитель поэзии, хотя самой нередко приходится имитировать стихи для разных околотворческих нужд. Но поэты пересекают мой прозаический путь постоянно. Поэты с их вечно шарахающими попутчиков током нервами. Поэты с их больными судьбами, страдательными связями и истеричными ожиданиями. Стихи вообще быстро утомляют меня, создают ощущение изрезанности, кровоточивой исполосованности материи жизни, от чего становится неуютно, а то и страшно жить. Но редкие экземпляры , попадающие точно в цель сегодняшнего состояния остаются в сознании и жизни, не как рифмованные, ритмизованные строки, но как люди. Даже как ощущение от людей или событий, почему-то важных. Одуряюще пахнущие Рождеством строго кружевная Вена или сдержанно-приветливый Берлин. Моя первая прыщавая любовь со стального цвета глазами и обманчивой самоуверенностью поэта, распевающий песни собственного сочинения на фоне ёлки. Наши тупые новогодние капустники написанные за час до боя часов в ванной на крышке полуавтомата ЗВИ, между жаждущим рваных колгот котом и порошком с повышенным пенообразованием. Мамины пироги из "феерического теста". Коробка конфет с цветами и свечами на картинке и минералка вместо шампанского в снежную зимнюю ночь в машине, в ожидании первого поцелуя и с переполненным мочевым пузырем. Снеговик в виде фаллоса перед дачей в Переделкино. И коллективная лепка мильона пельменей. Кот, блюющий серебренным дождиком. Двенадцатая ночь Тревора Нана по телеку и мелкие, очень пахучие мандарины на старом неудобном диване-книжке. И вечная надежда что-то закрыть навсегда этой переходной ночью, словно захлопнуть дверь перед носом всего самого нелюбимого и гадкого, прислониться к этой спасительной двери потной от гонки спиной и счастливо улыбнуться от понимания, что впереди пусть неизвестность, но она может быть какой угодно, и очень может быть даже весьма клевой, полезной и счастливой.
Твой Новый Год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необъяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево. (И.Бродский. 1961)